Изменить стиль страницы
  • Тайе взял ключ и удалился.

    На следующий день очаровательная Соко Ямаки позвонила Коплану в полчетвертого.

    — Вы не могли бы заглянуть к нам через час? — спросила она.

    — Да, разумеется, — согласился Франсис. — Скажите мне, пожалуйста, адрес.

    — О! Это очень трудно найти, — воскликнула японка, смеясь. — Вы знаете мюзик-холл со стриптизом в начале Гинзы? Все иностранные туристы знают это заведение.

    — Нет, я не знаю, — солгал Коплан.

    — В таком случае, вы исключение, — лукаво заметила она. — Придется мне познакомить вас с этим театром. Не стоит лишать себя подобного зрелища… Вы пойдете вдоль виадука. Дойдя до угла Гинзы, вы перейдете улицу и выйдете как раз к театру.

    — Хорошо, а потом?

    — Я буду ждать вас там, чтобы проводить в бюро.

    — Хорошо.

    — Вы говорите по-английски, герр Шарвиль?

    — Да.

    — Тем лучше, и не забудьте документы.

    — Не беспокойтесь.

    — До свидания, repp Шарвиль.

    Странная предосторожность Соко Ямаки не была хорошим предзнаменованием. Почему японка не предложила зайти за ним в отель согласно японскому обычаю? Тем более, что это действительно было недалеко.

    Объяснение было простым: секретарша получила приказ не показываться вторично в обществе француза в холле «Империэл Хотела», служащие которого очень наблюдательны.

    ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

    Гинза представляла собой впечатляющее зрелище: плотная толпа снующих по тротуарам прохожих, сумасшедшее движение с пятью автомобильными рядами в обе стороны.

    День был еще прохладнее, чем накануне, а небо еще более серым. В сумрачном свете неоновые рекламы казались агрессивными.

    Подойдя к театру, Коплан не заметил элегантного силуэта Соко Ямаки. Перед храмом стриптиза собралась гудящая толпа в ожидании следующего представления.

    Неожиданно он увидел японку. Подойдя к нему, она спросила с улыбкой на лице:

    — Вы нашли без труда, не правда ли?

    — Действительно.

    — Пойдемте, — предложила она.

    Они обогнули здание театра, прошли по улице с ультрасовременными строениями, повернули налево и оказались перед комплексом коммерческих зданий, в которых располагались тысячи фирм.

    Пройдя по бесконечному лабиринту, они вышли, наконец, в мраморный холл, в глубине которого Коплан увидел шесть скоростных лифтов, бесшумно поднимающихся и спускающихся, заглатывая или выплевывая толпы людей с одинаковыми на взгляд европейца лицами.

    На восьмом этаже они вышли из лифта и вошли в кабинет, где Франсиса встретил японец в сером костюме.

    Сказав что-то по-японски, секретарша удалилась.

    Японец трижды поклонился, затем вынул из нагрудного кармана пиджака свою визитную карточку, протянул ее Коплану, сказав гнусаво по-английски:

    — Меня зовут Сагару Тукамото, и ваше посещение для меня большая честь.

    — Я — Фрэнк Шарвиль, французский гражданин, — ответил по-английски Франсис. — Я очень польщен, господин Тукамото.

    Согласно установившемуся между бизнесменами ритуалу японец ждал, пока Коплан в свою очередь протянет ему визитную карточку. Но поскольку у Франсиса карточки не было, он неподвижно застыл.

    Указав на кресло возле письменного стола, японец пробормотал:

    — Садитесь, мистер Шарвиль.

    Коплан сел, думая про себя, что он ничего не может сказать о своем собеседнике исходя из его внешности. Маленький, сухой, крепкий, с жесткими короткими волосами, он почти ничем не отличался от своих сограждан. Возраст его тоже был неопределенным.

    Между двадцатью пятью и сорока пятью, точнее сказать было трудно.

    — Дорогой господин, — начал Тукамото, — моя секретарша сообщила мне о вашем желании встретиться с мистером Баутеном, чтобы передать ему некоторые документы. Это так?

    — Да.

    — Речь идет о документах, принадлежащих мистеру Кельбергу, который, как вы говорите, скончался?

    — Именно так.

    — Как эти документы попали к вам, мистер Шарвиль?

    — Это долго объяснять, мистер Тукамото. Кроме того, боюсь, что вы этого не поймете.

    — Почему?

    — Потому что это частное дело мистера Баутена, не имеющее никакого отношения к «Трансконтиненталь Азия Филмз».

    — Меня касается все, что касается мистера Баутена, — возразил японец. — Я — его директор.

    — Раньше мистер Баутен занимался торговлей предметами искусства. Мой визит связан с прошлым периодом его жизни.

    — Я прошу вас передать мне документы.

    — Сожалею, но я дал обещание передать их лично мистеру Баутену. Я предупредил об этом вашу секретаршу.

    — Мистер Баутен сейчас очень занят. Мы готовим новую серию фильмов на исторические сюжеты, за которую он отвечает.

    — Я подожду другого случая.

    Тукамото взглянул на часы, и лицо его превратилось в гримасу.

    — Мне бы не хотелось, чтобы вы теряли свое время. Я могу сделать вам предложение.

    — Пожалуйста.

    — Мистер Баутен работает сейчас над декорациями к некоторым фильмам в Шинагаве. Это в пяти или шести милях отсюда. Если вы не против, я отвезу вас к нему.

    — Охотно, — согласился Коплан.

    Тукамото отдал несколько приказов по внутреннему телефону.

    — Мы можем идти, — сказал он, вставая.

    Лифт остановился в подвале билдинга, где находились гаражи. Внизу их ждал шофер в черном «датсуне».

    Выбравшись сложными путями из центра, машина выехала на автостраду, которую Коплан, обладая удивительной визуальной памятью, определил как магистраль, соединяющую столицу с международным аэропортом Ханеда.

    Съехав с автострады, машина повернула направо и въехала в жалкое предместье со старыми деревянными домишками.

    «Датсун» остановился на окраине рабочего предместья.

    За пустырем, на котором играли мальчишки в лохмотьях, стояли другие деревянные лачуги, но они были необитаемы, и их отделяла от пустыря изгородь с колючей проволокой.

    В сопровождении Тукамото Коплан прошел в этот загон. Японец объяснил:

    — Мы купили целую деревню, которая должна была исчезнуть, чтобы проводить съемки в естественной декорации. Чтобы снизить расходы, мы всегда снимаем одновременно несколько фильмов.

    Они вышли на главную улицу искусственной деревни. Место было абсолютно безлюдным.

    — Мы пришли, — внезапно сообщил Тукамото, толкая дверь домика в самом центре улицы.

    Как и во всех других домах, в нем была одна-единственная комната на первом этаже и точно такая же на втором. Деревянные стены были голыми, и в доме не было никакой мебели.

    Зато там находился человек, которого Коплан сразу узнал: это был Гельмут Баутен. Эта встреча, от которой на версту отдавало ловушкой, была заранее спланирована.

    Тукамото представил их друг другу. Гельмут Баутен сразу перешел к делу.

    — Ваш визит меня очень удивляет и интригует, мистер Шарвиль, — сказал он по-английски очень холодным тоном. — Я не имею чести вас знать и никогда не слышал о вас.

    Гельмут Баутен абсолютно не изменился за два года. Как и на снимке, хранившемся в папке в СВИК, немецкий чиновник был высок, худощав, с красивым лицом, как у первых любовников. Его голубые глаза, однако, были более жесткими, чем на фотографии.

    — Действительно, — признал Франсис, — мы никогда не имели прямых контактов. Я узнал ваше имя от друзей.

    — Вы хотите мне передать конфиденциальные документы Людвига Кельберга?

    — Да, — ответил Франсис, вынимая из кармана толстый конверт. — Вот они. Это секретные шифровки покойного Кельберга.

    Немец вскрыл конверт и вынул из него два блокнота. Ему хватило беглого взгляда, чтобы убедиться в их подлинности.

    — Откуда у вас эти документы?

    — Мне передал их один коллега.

    — У вас есть еще другие документы?

    — Да.

    — Вы их не принесли?

    — Нет. Они остались в моем чемодане в отеле. Они предназначены для Ганса Бюльке, и я рассчитываю на ваше содействие, чтобы встретиться с ним.

    — Людвиг Кельберг действительно мертв?

    — Да, он был убит в бухарестской тюрьме.

    — Вы можете представить мне доказательство его смерти?