Изменить стиль страницы
  • Ведь я согласился вверить вам свою дочь.

    Она наморщила лоб, словно пытаясь разгадать загадку.

    – Что вы хотите узнать, милорд?

    – Вы родственница Алисии?

    – Дальняя.

    – Вы по рождению русская?

    Она не шелохнулась, лишь опустила ресницы. Казалось, она не слышала его… Затем слегка кивнула.

    – Замужем?

    Ее глаза были устремлены на собственные руки.

    – Зачем вам нужно знать это?

    – Я хочу быть уверен, что однажды на моем пороге не появится разъяренный муж.

    – Нет никакого мужа, – тихо, сказала она.

    – Почему же нет? Ваше лицо достаточно привлекательно, чтобы заполучить пару-тройку вполне приличных предложений даже без всякого приданого.

    – Я предпочитаю оставаться одна.

    Он криво усмехнулся:

    – Я и сам это предпочитаю. Но вы слишком молоды, чтобы обречь себя на целую жизнь одиночества.

    – Мне двадцать два года, сэр.

    – Черта с два, – мягко проговорил он. – Вы едва старше Эммы.

    Когда она наконец посмотрела на него, ее прелестное лицо было суровым.

    – На самом деле годы ведь не имеют значения. Не так ли? Некоторые люди и в шестьдесят знают не больше, чем в шестнадцать. А некоторые дети старятся от пережитого и знают куда больше, чем окружающие их взрослые. Не так просто определить, что такое зрелость.

    Люк отвел взгляд; вызывающий блеск в его глазах логас.

    Что же такое с ней случилось и почему она была одинока?

    Должен же быть кто-нибудь – отец, брат, опекун, – чтобы позаботиться о ней. Почему сейчас ее некому было защитить?

    Он провел кончиками пальцев по левому рукаву, ощупывая кожаный ремень, крепивший крючок к культе. Мисс Карен Биллингз, кто бы она ни была, встревожила его. Мысленно он проклял Чарльза Эшборна. Ему теперь придется терпеть ее месяц. Целый чертов месяц!

    Карета подъезжала к окраине Саутгейта, и Тася была поглощена пейзажем, разворачивающимся за окошком кареты.

    Когда– то Саутгейт был просто кучкой домов, где жили те, кто работал в его поместье. Однако со временем здесь вырос кипящий жизнью городок с самым большим рынком в графстве. Вокруг простирались роскошные луга, вдали виднелся дубовый и буковый лес, пересеченный речушками. В прекрасных кирпичных зданиях, построенных еще дедом Люка, были зерновая биржа, мельница и начальная школа. Дед построил и церковь, являвшуюся теперь центром этого городка, -строгое здание с большими витражными окнами.

    Силуэт внушительного замка возник на холме, царившем над всеми окрестностями. Мисс Биллингз вопросительно взглянула на Люка.

    – Это Саутгейт-Холл, – сообщил он. – Мы с Эммой – единственные Стоукхерсты, которые сейчас здесь живут. Мои родители предпочитают оставаться в нашем имении в Шропшире. Сестра замужем за шотландцем и живет с ним в Селкирке.

    Экипаж поднялся по извилистой дороге к воротам в массивной стене, когда-то защищавшей норманнскую крепость. Саутгейт был построен на руинах старинного замка.

    Центральная его часть относилась к шестнадцатому столетию, а остальная часть здания была пристроена уже в нынешнее время. Благодаря изобилию романтических башенок и фонтанов и всему его стремившемуся ввысь облику Саутгейт-Холл причисляли к самым живописным поместьям Англии.

    Ученики художественных школ часто приезжали сюда, чтобы запечатлеть на полотне этот замечательный замок, обращенный к восходу фасад, игру света на камне и стекле.

    Карета остановилась у входа, увенчанного резными трилистниками и медальоном с фамильным гербом. После того как слуги в черных ливреях помогли им выйти, Тася стала разглядывать барельеф над дверью.

    Он изображал сокола, сжимавшего в когтях единственную розу.

    Почувствовав прикосновение к локтю, она вздрогнула и обернулась к лорду Стоукхерсту. Солнце светило ему в спину, и худощавое лицо его оказалось в тени.

    – Пойдемте, – сказал он, жестом приглашая ее пройти перед собой.

    Лысый пожилой дворецкий с длинным подбородком придерживал распахнутую дверь. Лорд Стоукхерст представил их друг другу:

    – Сеймур, это мисс Биллингз, новая гувернантка.

    Тася сначала удивилась, что ее представляют дворецкому, а не наоборот, но потом вспомнила, что теперь она больше не леди, а служанка невысокого ранга. Низших всегда первыми представляют высшим. Грустная улыбка мелькнула на ее губах, и она присела в быстром книксене, здороваясь с Сеймуром.

    Они прошли в великолепный холл в два этажа высотой. В его центре был восьмигранный каменный стол. Естественный свет потоками лился сквозь высокие окна купола. Тася с восхищением разглядывала холл, но это занятие было прервано криком, эхом отразившимся от стен:

    – Папа! – Высокая девочка с копной взлохмаченных рыжих волос, размахивая худыми руками, влетела в комнату.

    Люк нахмурился, увидев, что его дочь пытается удержать огромного пса. Он был еще не вполне взрослым, помесь кого-то с волкодавом.

    Несколько месяцев назад Эмма привела его из деревни от мелочного торговца. Никто в Саутгейт-Холле, даже настоящие любители животных, не разделял ее привязанности к этой дворняге. Он был лохматый, с грубой шерстью какого-то то ли сероватого, то ли коричневатого цвета. С маленькими глазками и вытянутой пастью, он был до нелепости вислоухим, что вдохновило Эмму назвать его Самсоном. Его чудовищный аппетит можно было сравнить лишь с упрямым нежеланием обучаться чему бы то ни было.

    Завидев Люка, Самсон рванулся к нему с басистым счастливым лаем. Однако, заметив присутствие чужака, он оскалил зубы и зарычал. Брызги слюны полетели на пол. Эмма вцепилась в ошейник, но Самсон не переставал вырываться.

    – Прекрати, Самсон, проклятая ты зверюга! Веди себя как следует…

    Звучный голос Люка прогремел, перекрывая шум:

    – Эмма, я же велел тебе не приводить его в дом.

    Говоря это, он машинально заслонил собой хрупкую фигурку мисс Биллингз, потому что пес явно рвался растерзать ее в клочья.

    – Он никому не причинит вреда! – кричала Эмма, пытаясь удержать собаку. – Он просто шумный!

    Люк готов был сам оттащить пса, как вдруг понял, что мисс Биллингз проскользнула мимо него. Смотря на рычащего зверя прищуренными глазами, она заговорила по-русски. Ее мягкий голос переливался и потрескивал, как пламя.