ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Монстры неисправимы.

Джон Гедишь

УАЙАТТ

― Передай брату, что он должен мне бутылку Cuvee Cathelin Chave 1998 года и бутылку Romanee Conti DRC Magnum урожая 2005 года, ― сердито ворчал Джованни, отряхивая ножницы, пока я быстро гуглил, параллельно с тем попивая из еще одной упаковки сок.

― Святое дерьмо, ― закашлялся я. ― Они обе стоят почти пятьдесят тысяч долбаных фунтов. Кто дал их тебе, Далай Лама? Королева Англии? Иисусе!

― Твоя мать, ― отрезал он, тут же захлопнув мне рот. ― Ты хоть знаешь, что значит подарок в виде вина? ПОДАРЕННОЕ вино. У меня были две такие бутылки. И из-за твоего чертового брата теперь не осталось ни одной. Засранец.

Я усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, когда он вернулся ко мне с расческой и причесал мои волосы перед тем, как продолжить стричь.

― Что вынудило тебя выпить две бутылки вина? Уверен, они не стоили своих денег, ― спросил я, наклоняя голову так, чтобы ему было удобно.

― Они стоили каждого пенни. ― Он счастливо вздохнул, затем вспомнил, что злится, и вернулся к хмурому выражению лица. ― Не в этом дело. Дело в том, что я выпил их слишком, блин, рано, а все потому, что твой брат планировал убить меня в целях...

Он остановился на самом интересном месте, так как в этот миг заскрипела входная дверь.

― Прости, сынок, мы закрыты сегодня.

― А мужчина на твоем кресле?

― Только для семьи... ― голос Джованни стих, ножницы выпали у него из рук, когда старик поднял голову.

― Идеально. Тогда я поиграю с ней. А теперь иди, куда нужно, и принеси мне посылку.

Когда я обернулся, то увидел его, покрытого потом, сгорбившегося над... над Габриэлой, внучкой Джованни. Ее нижняя губа дрожала, пока девочка пыталась не расплакаться, она реально прикладывала все усилия, чтобы не издать ни звука.

― Вы только посмотрите, ― усмехнулся он, прижимая пистолет к ее голове, пока я сбросил с себя накидку и встал на ноги. ― Это же добрый доктор. Каллахан. Я чую что-то тут неладно. Но хорошая новость в том, что я привел собственную наживку.

― Отпусти ее, ― усмехнулся я.

Он засмеялся как сумасшедший, скрючившись над девочкой, вздрагивая от смеха рядом с ней.

― Это же дежавю! Знаешь, твой брат говорил мне то же самое перед тем, как я выстрелил в мою красотку-кузину.

Габби вздрогнула, начав паниковать.

― Дед...

― Не волнуйся, сладенькая. ― Он опустил подбородок ей на макушку. ― Ты – мой маленький щит.

Он закричал перед тем, как выстрелить. Спрятавшись за креслом, я схватил свой пистолет.

― ДАВАЙ, КАЛЛАХАН!

Вокруг нас разбилось стекло, так что осколки посыпались на меня, будто дождь.

― ДЕДУШКА, ПОМОГИ! ― Габби наконец поддалась своему страху и начала бороться. Но Элрой лишь крепче сжал ее тело, отрывая от земли и прижимая к груди.

― Убери свои грязные руки от моей внучки! ― Джованни встал, указывая собственным пистолетом на Элроя. И в этот момент глаза Элроя метнулись к старику, как и дуло его пистолета.

Так что я упал на живот и выстрелил ему точно в колено. Его нога подогнулась, но он продолжал стрелять, и я подождал, когда его рука еще раз вытянется вперед перед тем, как выстрелил прямо парню в запястье, вынуждая выпустить пистолет. И когда тот упал на пол, я вскочил на ноги и бросился на Элроя. Он все еще прижимал к себе Габби, но мне не пришлось толкать их обоих. Его тело повалилось на стеклянную дверь.

― Шевелись! ― закричал я Габби, так как она застыла, растерявшись, истекая кровью и оцепенев от страха. Девочка скатилась с него и поползла по битому стеклу на тротуар. Опустив ногу на его кровоточащее тело, я выстрелил Элрою во вторую руку.

― Ты, ублюдок...

― Я знаю, кто мой отец, спасибо, ― отрезал я, вытягивая руку и стреляя ему во второе колено. ― Я – твоя чертова посылка. ― Я выстрелил в его правую стопу. ― Я пришел с сообщением: если ты вредишь этой семье, мы отвечаем тем же.

Следующая пуля пронзила его левую ступню.

Затем еще две полетели ему в грудь.

Он ухмыльнулся мне, искажая темно-красную отметину поперек своего лица.

― Как там твой брат?

Я выстрелил снова, на этот раз ему в пах.

― А как твой?

― ИДИ НА ХУ...

― Думаю, ты умрешь, вот почему такой смелый прямо сейчас. Почему можешь даже улыбаться. Думаешь, все так плохо, как и кажется... но, Элрой. ― Склонившись над ним, я прижал пистолет к одной из огнестрельных ран. ― Я очень хороший врач, а еще лучший стрелок. А это значит, что я не задел ни одного важного органа и знаю, как поддерживать тебя в живых достаточно долго, чтобы поглядеть, что же с тобой сделает мой брат.

Его глаза округлились.

― Знаешь, что это такое? ― спросил я, доставая ампулу и шприц из кармана пальто и медленно набирая жидкость в шприц. ― Предполагаю, нет, и это не очень важно. Просто знай, что будет очень больно, но никто не услышит твоих криков. Сегодня ты вошел не в ту парикмахерскую.

Когда я силой открыл ему глаз, он задрожал, но это не имело значения. От этого ему было еще больнее, когда я ввел инъекцию прямо в глаз.

― Мой брат спасал мою шкуру больше раз, чем я могу сосчитать, а ты почти забрал его жизнь до того, как я смог сказать ему спасибо. ― Я поднялся в полный рост. — Молись, чтобы он восстановился достаточно быстро, так как если бы выбор был за мной... я бы сделал так, что ты еще долго бы жил. Я бы доводил тебя до края и возвращал снова и снова... и снова.

Он отключился, либо от боли, либо от страха... может, от всего разом.

Когда я поднял взгляд, то оглянулся, и, конечно, на тротуаре стояло больше, чем несколько человек. И все они глазели на меня.

― ДЕДУЛЯ!

Повернувшись к разрушенному салону, я посмотрел сквозь разбитые входные двери. Прямо как Айви несколько часов назад, Габби склонилась над своим дедом, рыдая и обнимая его. Когда я подбежал к нему, старик усмехнулся мне.

― Хо... рошо... что... я выпил... вино... да? ― засмеялся он, кашляя кровью.

― ДЕДУШКА! ДЕДУШКА! ― кричала Габби, сжимая его руку и глядя на меня. ― ПОМОГИ ЕМУ!

Но я не мог. Ничего нельзя было поделать.

Он знал это и просто продолжал мне улыбаться, одной рукой обнимая внучку, а вторую протянув ко мне. Опустившись на колени, я взял его за руку.

― Твой брат... Il bur…attinaio… ― засмеялся он, а затем покинул нас.

Твой брат, кукловод... Его слова просочились ко мне в голову, будто яд, и я уставился на кровь Джованни... пока она расползалась по черно-белому клетчатому полу.

Нет.

Медленно встав с пола, я просто смотрел на кровь, пока она не достигла моих ног. Рыдания Габби стихли, слившись с общим шумом, пока я пытался отрицать наполнившее меня чувство.

Он не планировал этого.

Не с Габби.

Не с Айви... нет.

Но затем я подумал о том, что у меня было все, чтобы спасти его жизнь.

Что все было так хорошо продумано. Что он получил все, чего хотел.

Бостон пал на колени.

Братья Финнеганы... мертвы или при смерти.

А я... Я взглянул в разбитое зеркало, уставившись на самого себя, одетого в окровавленный костюм, выглядящего точно как... отец.

И чем дольше я смотрел, тем четче видел нити надо мной, те, что сплетались в сеть. Я думал, что сбежал. Думал, что стал лучше. Думал, что Чикаго вызывало во мне все худшее... Но на сей раз... Я решил позволить людям умереть. Я решил надеть костюм. Я решил пойти за Элроем. Я выбрал семью.

Я выбрал семью, потому что никогда не мог сделать выбор против нее.

Дииинь.

Достав телефон, я увидел его имя на экране. На секунду засомневавшись, я ответил, прижал телефон к уху, но не смог произнести ни слова.

― Спроси, ― произнес его глубокий голос.

― Это все для тебя игра?

― Это не тот вопрос, который ты хочешь задать.

― Ладно. Ты планировал это? ― спросил я у него по-ирландски, чтобы Габби не услышала.

― Да. А ты думал, что я покинул свой город, свой дом, чтобы преследовать пару бессмысленных, отбившихся от рук подражателей? Если бы я хотел их смерти, они сдохли бы в секунду. Я мог бы упаковать, отправить и доставить их в Чикаго, чтобы Айви ощутила вкус мести. Если бы я хотел изрезать Бостон на кусочки, это было бы сделано за ночь, с моим или без моего присутствия здесь. Все это – гребаная игра, Уайатт. И зовется она игрой на выживание. В ней нет правил. Нет запасных планов или передышек. Ты делаешь все, что нужно, чтобы выиграть в глобальной картине.

― Все это? Айви...

― Между мной и моей женой... секрет был только у Айви.

Ее беременность... он не планировал этого. Из чего следует, что Айви пошла на это, так как желала его победы.

― Я сказал ей правду, ― продолжил он. ― Я рассказал ей все, и так как она понимала важность нашего общего единства, то приняла пули за нас обоих. Она скрыла правду ради нас обоих. Сплоченная семья не может умереть. Мы выживаем, потому что все понимаем игру, и теперь ты тоже понимаешь. Привези Элроя. Мы уезжаем утром.

На этом он положил трубку.

И такова была правда. Его правда и моя. Мы оба были монстрами. Он был главой стаи, так как его качества монстра оказались сильнее моих, но это не освобождало меня от моей участи.

Я был рожден Уайаттом Седриком Каллаханом.

И медицинский университет не изменил этого.

Бостон не изменил этого.

Ничто не могло изменить этого.