Изменить стиль страницы
  • Уже около ста иен просадил фон-Фридрихс на этом банке. Нужно вернуть. Восьмая рука… Неужели не пройдет!

    — Ладно. Вали.

    Банк сделан. Напряженное внимание.

    — Даю.

    — Требуется.

    У Кучко на руках «жир» и двойка. Званных медленно переворачивает карту.

    — Шестерка.

    — Восемь! — кричит обрадованно Кучко, бросая карты.

    — Девять, — спокойно заявляет Званных, открывая свои.

    Все игроки на мгновение застывают. Потом с шумом рвется плотина молчания:

    — Что такое?! Что?!

    — Дал откупиться на девятке… Ну и рискучий человек!

    — Ай да полковник!

    — Вот здорово!

    — Однако!

    — Восемь рук побил. Пустяки — прапорщик.

    Сумрачный Куч ко отсчитывает деньги. Фон-Фридрихс — тоже… дрожащими руками.

    Полковник Званных спокойно пересчитывает кучку кредиток, сортируя их по стоимости.

    — Снимайтесь, господин полковник, снимайтесь, — рекомендует кто-то.

    Званных прищуренным глазом смотрит на говорящего… А потом:

    — 768 иен, дальше.

    — Девятая рука… И талью прорезал.

    — Это и лучше… Всегда так надо.

    — Ой ли?

    Игроки в ажитации смотрят на эсаула фон-Фридрихса: его рука.

    Фон-Фридрихсу кажется, что он сидит на раскаленной плите. Глаза с мокрой дрожью уставились в середину стола, где дразнит… дразнит разноцветная куча. Нос покрывается потом.

    Званных ждет.

    Эсаул фон-Фридрихс медленно вытаскивает из кучи отыгранных карт две карты (гадает)…

    — Красные?.. Гммм! Признак хороший.

    Ноющий ток проходит по телу. Вперив белесые глаза и пытаясь быть спокойным, эсаул произносит придушенным голосом:

    — Ва-банк!

    — Ого! Аааа!..

    Игроки поднялись со своих мест и уставились на эсаула.

    — Деньги на кон!

    — Но… господин полковник…

    — Деньги на кон!

    Влажные руки комкают судорожно бумажник…

    — 400… 500… 600… 610… 615… Все… Господин полковник! Полторы сотни нет… Но я после…

    — Нет! На кон.

    — Вот кольцо, господин полковник… с бриллиантом… Подарок жида одного… Больше стоит.

    — Идет! Ставьте.

    Званных спокойно сдает карты.

    Тихо. Все замерли… Словно не дышат. Только из лабиринта фон-Фридрихсова носа несется сдавленное порывистое сипенье. Он взял карты и, не смотря их, ждет.

    — Дается.

    — Фу! Слава богу!

    Медленно вытягивает карту из-за карты…

    Шесть.

    — Ой, мало… мало… Но как быть… к шести не прикупают… надо схитрить… надо сделать вид, что у меня пятерка… Если у полковника пять, он не прикупит…

    Фон-Фридрихс, воровато бегая мутными глазками, неестественно деланно произносит:

    — Нет! Не прикуплю. Довольно.

    Сказал и ждет.

    Званных щурит глаза и, улыбаясь, цедит сквозь зубы:

    — Значит по шести?..

    И открывает под королем три сбоку.

    — По шести… — напряженно произносит фон-Фридрихс.

    — А по семи не хотите?

    Званных сдергивает короля.

    — Семь.

    Что-то екнуло в груди у эсаула. Белый, как полотно, он покорным мякишем валится на стул и, кажется, не слышит ни шума ни говора.

    Стук в двери.

    — Войдите! — кричит Званных.

    Дежурный телеграфист броневика подает телефонограмму:

    «Адъютанту полковнику Сипайло, эсаулу фон-Фридрихсу немедленно прибыть в штаб атамана Семенова…».

    Прочитав, Званных передает телефонограмму…

    — Подымайтесь, эсаул, подымайтесь!.. Вам налегке-то идти вольготнее.

    Игроки смеются.

    Фон-Фридрихе поднимается… Дрожащими руками пристегивает шашку и молча выходит из вагон-салона.

    Чита… Вокзал…

    Ночь.

    2. Реванш

    — А, чорт возьми!

    Лунообразное лицо атамана прыгает из угла в угол. Ежовой щетинкой топорщатся усы.

    — Да, да, — цедит Сипайло, взглядом тяжелых глаз уставившись в паркет, — шпионы передают, что Войцеховский настроен по отношению к вам далеко не дружелюбно.

    — Я его не боюсь.

    — Но ведь у него армия… Невеликая, но все же…

    — Ну, что ж?.. И у нас армия.

    — У нас? — вставляет Унгерн. — Да вы, атаман, что… Шутите, что ли? Давно ли в монгольской дивизии бунт был, а?.. А? А дивизия генерала Скипетрова… Забыли?

    — Хотя оно… да… Конечно, — мнется атаман, — наша армия… да… Гммм. Э, чорт! Так что же делать?

    — Попытаться каппелевцев привлечь к себе, — говорит Сипайло.

    — Как?

    — Принять их как следует.

    — Ну?.. А Войцеховский?

    — Убрать.

    — Как?.. Здесь?.. Но ведь это…

    — Нет, зачем? Здесь неудобно. По дороге. Пока они еще не прибыли.

    — Но кто?.. Кто?

    — Найдется… Не беспокойтесь… Были бы деньги.

    — О!.. Это сколько угодно.

    — Отлично. Где у вас телефон? Я сейчас вернусь. Сипайло уходит.

    По лицу атамана ползет надежда.

    О, только бы избавиться от этого Войцеховского… Тогда он приберет каппелевцев к рукам. Тогда у него будет сила. «Тогда… тогда… О о-о!.. мы еще повоюем».

    Эсаул фон-Фридрихс стоит на-вытяжку перед атаманом.

    Сипайло снова застыл на стуле, уставясь в паркет.

    — Эсаул! Вот мой приказ… Немедленно поезжайте навстречу каппелевцам, явитесь к генералу Войцеховскому от моего имени для переговоров о размещении армии в Забайкалья.

    — Слушаюсь, ваше превосходительство!

    — Постойте! Оставшись при нем, выберите удачный момент и…

    Атаман на секунду замолкает.

    — …Одним словом… я не хочу, чтобы… чтобы он живым добрался до Читы. С ним должно случиться несчастье. Поняли?

    — Но… ваше превосходительство… Я…

    — Эсаул фон-Фридрихс! Вы получаете на расходы 10 000 иен. 10 000 иен!? Покроется проигрыш… И еще…

    Глаза эсаула вспыхивают злым огоньком…

    — Ваше превосходительство! — громко говорит он, уставясь в атамана оловянной мутью. — Я по долгу офицера доношу вам, что командир броневика «Беспощадный» халатно относится к делу… Распустил команду и…

    Унгерн и Сипайло подымают глаза на эсаула.

    Атаман глядит недоуменно. Потом, сообразив:

    — Хорошо. По выполнении задачи получите броневик. А сейчас… через два часа в путь.

    — Слушаюсь, ваше превосходительство!

    3. Ледяной поход

    Идут.

    Жалкие остатки колчаковской армии. Десятая часть.

    Далеко сзади осталась Красная армия.

    Торопятся. Почти без отдыха, с короткими привалами и ночевками катятся на восток лавиной.

    Идут и днем и ночью…

    Идут и по железной дороге… и параллельно… по глухим дорогам… снежным… сибирским… таежным.

    Как только село или деревня, сразу по домам:

    — Эй, хозяйка! Хлеба давай… мяса… и всю провизию волоки… не утаивай… Жрать хочем. Да одежонки малость давай, коли есть лишняя… Холодно.

    А в сельском правлении:

    — Эй! Кто у вас старшина?.. Или староста?.. Ты? Лошадей! Сейчас же. Живо! Всех мужиков наряди к подводам. Слышишь?

    И через час снова в путь… За колонной колонна…

    Идут.

    У станции «Зима» бой с иркутскими революционными войсками.

    Дрались свирепо.

    Назад дороги нет. В плен идти опасно. Осталось одно: пробиваться.

    Пробились.

    И дальше… без задержек.

    Но в Иркутск не зашли: незачем.

    В обход… С севера по тракту и с юга по горам… Все дальше и дальше на восток.

    Идут.

    И вот… 60 верст от Иркутска… впереди… Байкал.

    Священное море ледяной глыбой, белой пеленой лежит, обрамленное уступами лесистых скал.

    Прямо по льду — 40 верст… А в обход… кругом — двести.

    Как быть?

    И командующий армией генерал Войцеховский — приказ:

    «Через Байкал… по льду… прямо… вперед. Кавалерия для охраны фланга — справа по берегу. Омский полк — здесь… в арьергарде… на прикрытие тыла…».

    А Омский-то полк:

    Генералов — 5.

    Штаб-офицеров — 30.

    Обер-офицеров — 65.

    Фельдфебелей — 90.

    Унтер-офицеров — 100.

    Ефрейторов — 20.

    Рядовых — 1.

    Двинулись…

    Идут.

    Длинной лентой тянутся по льду от берега к берегу.