Изменить стиль страницы
  • — Нет. У Джеффа. Прямо в школе. Бесплатно. У него был излишек. Он дал их мне. Так как я был сыном директора, они решили, что затянув меня, обеспечат себе дополнительное прикрытие. Во всяком случае в школе. Несколько месяцев спустя Джефф отказал мне и послал к Толстяку Сэму. Он сказал, что я требую слишком много. Некоторое время, пока Джефф не застрелился, мне приходилось платить за наркотики.

    — Где ты брал деньги?

    — Трижды грабил родителей.

    — Собственный дом?

    — Да. Я боялся влезть к кому-то еще. Я же был ребенком. Особенно жалел, что пришлось украсть цветной телевизор.

    — Родители не подозревали тебя?

    — Нет. Они просто сообщали о кражах Каммингсу. И, получив страховку, покупали новые вещи.

    — Родители знают, что ты наркоман?

    — Да. Наверное, знают.

    — Они никогда не говорили с тобой об этом?

    — Нет. Отец не хочет поднимать шума. В конце концов он директор школ округа.

    — Хорошо, Гамми, ты подожди, а я напечатую все, что ты сказал.

    Показания Гамми заняли почти целый лист. Он подписал все три экзепляра. Льюис Монтгомери. У него был почерк девятилетнего. Флетч заверил каждую подпись.

    — Бобби действительно умерла?

    — Да.

    — Приняла слишком большую дозу?

    — Да.

    — Мне очень жаль.

    — Мне тоже.

    — Пора все это пректатить. Правда?

    — Да.

    — Я часто думал, как это произойдет. Джефф вон застрелился.

    — Я знаю.

    — Я чувствую себя виноватым в смерти Бобби.

    — Понимаю.

    Флетч отделил третий экземпляр, сложил вчетверо и засунул в задний карман. Затем закрыл пишущую машинку.

    — Что будет со мной? — спросил Гамми.

    — Завтра, в одиннадцать утра, ты должен подойти к пивному ларьку. Там тебя будет ждать Толстяк Сэм. Вас встретят. Возможно, они будут в штатском. А до одиннадцати часов прошу тебя не высовываться.

    — Хорошо. А что дальше? Куда меня отвезут?

    — Скорее всего в больницу и оставят там под вымышленным именем. Я вылечусь, а?

    — Да. Думаю, что да.

    Флетч никак не мог понять, почему Гамми не уходит. Подросток так и сидел, спиной к стене, лицом к окну.

    В конце концов до Флетча дошло, что Гамми плачет.

    С машинкой в руках Флетч подошел к лачуге. Сэм лежал на песке, подложив под голову свернутый спальник, и читал книгу Маркуса «Эрос и цивилизация». Спальник вонял. Воняло и от Толстяка Сэма.

    — Привет, Ватсаяна.

    В углу возвышалась груда пустых банок. Они тоже воняли.

    Флетч протянул Ватсаяне показания Гамми.

    — Я — Флетч из «Ньюс-Трибюн».

    Толстяк Сэм положил книгу на песок.

    Пока он читал показания Гамми, Флетч уселся поудобнее и снял футляр с пишущей машинки, проложил копиркой три листа бумаги и вставил и в каретку.

    Показания Гамми Толстяк Сэм перечитал дважды. Затем сел.

    — И что теперь?

    — Твоя очередь.

    — Ты даже правильно написал мои имя и фамилию. Чарльз Уитерспун. Я уже и не помню, когда слышал их в последний раз.

    — Наверное, Гамми узнал твою фамилию из регистрационного талона на «фольксваген».

    — О, да. — Ватсаяна оглядел залитый солнцем пляж. — Ты ждешь моих показаний?

    — Хочу добраться до Каммингса.

    — Я тебя не виню. Весьма неприятный тип.

    — Или ты повесишь его, или будешь висеть вместе с ним.

    — О, я его повешу. С удовольствием.

    Толстяк Сэм потянулся за книгой Джонатана Эйзена «Век скал».

    В книгу был заложен сложенный лист бумаги. Толстяк Сэм сдул с него песок и протянул Флетчу.

    «Сэм, Джефф покончил с собой. Его нашли на футбольном поле с пулей в голове. Нам нужен новый связной. Стоит попробовать Монтгомери. Возможно, через деньдругой он придет к тебе с денежным поясом. Нам нужен кто-то из местных. Каммингс.»

    — Это вещественное доказательство, не так ли?

    — Да.

    — Как видишь, дорогой Флетч, начальник полиции собственноручно написал эти несколько строк и расписался под ними.

    — Вижу. Как она попала к тебе?

    — Хочешь верь, хочешь нет, но ее в запечатанном конверте принес полицейский. Я не знал, как с ней поступить, к кому обращаться, раз в полицию путь закрыт. Забыл о могуществе прессы.

    — Ты хотел выдать Каммингса?

    — Всегда мечтал. Я был его узником, знаешь ли. Все равно что сидел в тюрьме.

    — Не понял.

    — Когда я приехал сюда из Колорадо, у меня был запас наркотиков, спасибо моей старушке маме, оставившей страховку. Чтобы продержаться на этом великолепном пляже, мне пришлось кое-что продать. Достопочтенный начальник полиции арестовал меня. С поличным. И предложил либо садиться за решетку на долгий срок, либо работать на него. Я выбрал последнее.

    — То есть ты не получаешь никакой прибыли?

    — Абсолютно. И никогда не получал. Я его узник.

    — Толстяк Сэм, ты же умный, интеллигентный человек. Можно же было обратиться в вышестоящие инстанции и разоблачить Каммингса?

    — Ты понимаешь, Флетч, что я к тому же наркоман?

    — Да.

    — Я стал наркоманом, преподавая музыку в Денвертской школе. Когда умерла мать, оставив мне пятнадцать тысяч долларов, я был уже законченным наркоманом.

    — Ты мог поставить крест на этом безобразии. Особенно после записки.

    — У Каммингса были улики против меня. Помимо того, что я — наркоман. По договору с достопочтенным начальником полиции наркотики я получал бесплатно. Как и Гамми. Каммингс расплачивался только товаром. И потом, я всегда надеялся получить хоть какие-то гарантии безопасности, если уж мне придется давать показания. Ты можешь гарантировать мою безопасность, Флетч?

    — Да. Завтра в одиннадцать утра тебя вывезут отсюда от пивного ларька. Тебя и Гамми.

    — Завидная предусмотрительность. А потом, я полагаю, ты выплеснешь всю эту грязь на страницах своей газеты?

    — Статья будет опубликована в завтрашнем дневном выпуске «Ньюс-Трибюн». Первые экземпляры появятся в киосках в двадцать минут двенадцатого. Если ты не придешь к пивному ларьку в одиннадцать, к трем часам тебя скорее всего убьют.

    — О, я приду. Должен отметить, ты не теряешь времени даром.

    — Я не хочу отдавать материалы в редакцию до самого последнего момента.

    — Но тебе нужны фотографии.

    — У меня есть несколько отличных снимков. Они лежат в столе и ждут только подписей.

    — Tы, я вижу, ничего не упускаешь. Помнится, я как-то сказал, что ты не слишком умен. Я ошибся. Ты очень хороший актер.

    — Я лжец с блестящей памятью.

    — Таким и должен быть актер. Как тебе удалось раскусить нас?

    — Тебе трижды приносили товар, прежде чем я понял, что посыльный — Гамми. Натолкнули меня на это его гавайская рубашка и регулярные аресты. Полиция забирала только его. И именно в те дни, когда твои запасы подходили к концу. Кажется, первым отметил это совпадение Кризи. Но до сути он, естественно, не допер. Потом, в ночь на воскресенье, я ввязался в драку с фараонами, но они не забрали меня. Вот тогда я окончательно понял, что Каммингсу нужен только Гамми. И никто больше.

    — Еще бы.

    — Кроме того, я узнал о частых поездках Каммингса в Мексику. Мне сказал об этом Джон Коллинз.

    — Я его не знаю.

    — Потому что не играешь в теннис.

    — Раньше играл. В Денвере. А как тебе удалось вытянуть показания у Гамми?

    — Наврал, что ты уже во всем признался, возложив вину на него.

    — И он клюнул? Почему Гамми поверил, что я дал показания?

    — Потому что Бобби мертва, Толстяк Сэм. Она действительно умерла.

    — Понятно. Жаль. Милая девушка. Где ее тело?

    — Его скоро найдут.

    — И найденное тело вызовет лавину. Полиция хлынет на побережье.

    — Выплыть тебе не удастся.

    — Что ж, пора с этим кончать.

    — То же самое сказал и Гамми.

    — Интересно, как я буду жить дальше. Мне тридцать восемь, а я чувствую себя столетним стариком.

    — Тебе помогут. А теперь давай запишем твои показания.

    — Нет. Уйди от машинки. Я все сделаю сам.

    Флетч лег на песок. Толстяк Сэм сел за пишущую машинку.

    — Посмотрим, помнит ли Ватсаяна, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Толстяк Сэм, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Чарльз Уитерспун, как надо печатать.