Так часто за сражением следовали бури, что многие поверили в то, что сильная артиллеристская стрельба вызывает дождь.

Вблизи весь склон был усеян темными фигурами мертвых людей и лошадей. Казалось, что среди них не было раненых: не было стонов, криков о помощи, которые можно услышать после каждой битвы. Конечно, сказал я себе, всех раненых не могли отыскать и унести. А были ли тут вообще раненые? Может, отредактированный сценарий битвы исключает такую возможность?

Глядя на эти смутные фигурки, скорчившиеся на земле, я ощутил спокойствие и мир. Ведь в этом и есть могущество смерти. Не было разорванных на куски, все лежали в привычных позах, словно уснули. Не было видно следов агонии и боли. Даже лошади казались спящими. Ни одно тело не раздулось, ни одна нога не торчала. Все поле битвы выглядело аккуратным, приличным и слегка романтичным. Конечно, сценарий отредактировали. Именно так большинство людей, живущих в мое время, представляют себе битву под Геттисбергом. Многие поколения забыли о жестокости, грубости и ужасе войны и набрасывали на нее рыцарскую мантию, создавая скорее сагу, чем отчет о боевых действиях.

Я знал, что это неверно. Я знал, что, стоя здесь, я почти забыл, что это спектакль, и ощутил волнение, чувство гордости и славы. И меланхолию.

Мул перестал кричать, у одного из костров запели. За спиной шелестела листва деревьев.

«Геттисберг, — подумал я. — Я был здесь в другое время, в другом мире и стоял на этом — самом месте, и старался вообразить, как все это выглядело…»

Теперь я видел по крайней мере часть поля битвы.

Я пошел вниз по склону и тут услышал, как кто-то позвал меня по имени:

— Хортон Смит!

Я повернулся. Вначале я не понял, кто меня позвал, но потом заметил его, сидевшего на колесе разбитой пушки. Я разглядел его силуэт, заостренную голову с копной волос, кувшинообразные уши. Но он не подпрыгивал гневно, как раньше. А просто сидел, как на насесте.

— Вы опять тут, — сказал я.

— Вам помог Дьявол, — заявил Судья. — Это неправильно. Стычка с Дон Кихотом не должна приниматься в счет, а без помощи Дьявола вы не пережили бы канонаду.

— Ладно. Значит, мне помог Дьявол… Ну и что?

— Вы признаете это? — оживляясь, воскликнул он. — Вы признаете, что вам помогли?

— Вовсе нет. Это вы так говорите, а я этого не знаю. Дьявол ничего не говорил мне о помощи…

Удрученный, он тяжело опустился на землю.

— Тогда ничего нельзя сделать. ТРИ — волшебное число. Таков закон, и я не могу его исправить, хотя, — резко добавил он, — мне этого очень хочется. Вы мне не нравитесь, мистер Смит. Совсем не нравитесь.

— Я испытываю к вам те же чувства.

— Шесть раз! — взвыл он. — Это безнравственно. Это невозможно. Никто никогда не выдерживал и трех раз.

Я подошел ближе к опушке, на которой сидело существо, и пристально взглянул на него:

— Если вас это утешит, я ни о чем не договаривался с Дьяволом. Я просто просил замолвить за меня словечко, но он ответил, что не может этого сделать. Дьявол сказал, что закон есть закон и он бессилен.

— «Утешит»! — заверещал страшилище Судья, подпрыгивая от гнева. — Почему вы хотите меня утешить? Это еще одна хитрость, еще один грязный человеческий трюк?

Я резко повернулся.

— Убирайся! — прокричал я. — Что толку пытаться быть вежливым с таким ничтожеством…

— Мистер Смит! — крикнул он мне вслед. — Мистер Смит!

Я не обратил на это внимания и продолжал идти, спускаясь по склону.

Слева от себя, за забором из штакетника, я увидел смутные очертания белого фермерского домика. Часть забора оказалась разрушена. В окнах горел свет, и во дворе топтались привязанные лошади. Это, вероятно, был штаб генерала Мида, и сам генерал находился здесь. Если бы я захотел, я мог бы взглянуть на него, но я не хотел. Я продолжал спускаться по склону, ибо этот Мид не был настоящим Мидом, а разбитая пушка — настоящей пушкой.

Вокруг меня слышались голоса, изредка я смутно улавливал человеческие фигуры, торопящиеся по холму, то ли с поручениями, то ли по своим делам.

Тропинка у меня под ногами стала резко опускаться, и я увидел, что она заканчивается узким оврагом, края которого поросли деревьями. В овраге горел костер. Я попытался свернуть, потому что не хотел ни с кем встречаться, но я уже зашел слишком далеко. Из-под моих ног покатились камни, и я услышал резкий окрик.

Я остановился.

— Кто здесь? — повторил тот же голос.

— Друг, — ответил я, не зная, что еще сказать.

Возле костра кляцнуло ружье.

— Джэд, не волнуйся, — послышался другой голос с характерным произношением и протяжными интонациями. — Тут не может быть мятежников. И даже если бы они были, теперь они мирно настроены.

— Я просто хотел проверить, — ответил Джэд.

— Спокойнее, — сказал я, подходя к костру, — я не мятежник.

Оказавшись на свету, я остановился, давая им возможность осмотреть меня. Их было трое: двое сидели у костра, третий, с поднятым ружьем, стоял.

— Но вы не из наших, — сказал стоящий в стороне. По-видимому, это был Джэд. — Кто же вы, мистер?

— Меня зовут Хортон Смит — я репортер.

Человек с протяжным произношением сказал:

— Подсаживайтесь к огню, если у вас есть время.

— Есть, — ответил я.

— Мы можем вам рассказать, — проговорил молчавший до сих пор человек. — Были в самой гуще. Вон у той рощицы.

— Минуточку, — попросил человек с протяжным произношением. — Нет надобности рассказывать ему. Я видел этого джентльмена раньше. Он был с нами. Может, все время. Я видел его. Потом стало горячо, и мне некогда было обращать внимание на других.

Я подошел к костру. Джэд прислонил ружье к дереву и вернулся на свое место у огня.

— Мы поджарили свиные потроха, — сказал он. — Если вы голодны, можем поделиться с вами.

— Да, голоден, — сознался я, усаживаясь. Рядом со сковородкой стоял кофейник. Я принюхался к запаху кофе. — Похоже, что я пропустил обед и завтрак тоже.

— Тогда вы справитесь с этим, — сказал Джэд. — У нас есть несколько лишних сухарей. Я сделаю вам сандвичи.

— Нужно поколотить сухари о что-нибудь, чтобы стряхнуть насекомых, — предложил человек с протяжным голосом. — Если вы только не хотите есть их в качестве мяса.

— Послушайте, мистер, — бросил третий, — вам, похоже, досталось по голове.

Я поднес руку к черепу. Пальцы снова стали липкими.

— Оглушило, — ответил я. — Пришел в себя совсем недавно. Должно быть, осколок снаряда.

— Майк, — проговорил Джэд, обращаясь к человеку с протяжным голосом, — почему бы тебе и Эйсе не промыть ему рану и не посмотреть, насколько она опасна? А я тем временем налью ему кофе.

— Все в порядке, — успокоил я его, — всего лишь царапина.

— Лучше взглянуть, — настаивал Майк. — Идите по Тайтаунской дороге. Немного к югу отсюда найдете лекарей. Вам чем-нибудь смажут рану, чтобы не было заражения.

Джэд протянул мне чашку. Кофе оказался крепким и горячим. Я глотнул и обжег язык. Майк тем временем колдовал над моей раной, очищая ее смоченным в воде платком.

— Царапина, — сказал он, — нужно только перевязать. Но я бы на вашем месте все же показался бы врачу.

— Ладно, покажусь, — согласился я.

Самое любопытное заключалось в том, что эти солдаты Северной армии действительно верили в это. Они не играли. Они были именно тем, кем им надлежало быть. Возможно, они могли быть кем угодно, но когда мысленная сила обретала форму какого-то существа, она по всем статьям, признакам, целям и желаниям становилась этим существом. Может быть, спустя немного времени, эти формы растают, сила вернется в прежнее состояние и будет готова принять новый вид, но пока это были настоящие солдаты-северяне, только что выдержавшие битву на изуродованном снарядами холме.

— Это все, что я могу сделать, — объяснил Майк, садясь. — У меня нет даже чистой тряпки, чтобы перевязать вам голову. Но найдите доктора, и он сделает вам все, что нужно.

— Вот и сандвич, — сказал Джэд, протягивая его мне. — Я постарался убрать насекомых. Думаю, что очистил почти всех.