Изменить стиль страницы
  • Глава 5 Матерь-Сая, дай мне сил!

    Лили

    Сначала был жар.

    И он всё усиливался. Кипел внутри, медленно разливаясь по жилам. Я тонула в нём, будто в горячем молоке, густом, сладком, невыносимо плотном. Всё тело было налито тяжестью. Соски — твёрдые, как ягоды, грудь — тяжёлая.

    Я хотела пошевелиться — но не могла. Мои руки были слабыми, как у птенца. Только глаза с трудом приоткрылись, и я увидела — темнота. Мягкий свет от углей. И силуэт. Массивный. Сильный. Родной? Опасный?

    Орк. Не бросил. Помогает.

    Он сидел рядом. Его ладонь была на моём животе — шершавая и широкая, она дарила такую необходимую мне прохладу, как будто удерживала меня от распада. От взрыва. Я попыталась сказать что-то, но голос не желал слушаться. Только всхлип. Или стон.

    Орк склонился ко мне.

    Я почувствовала, как его рука осторожно скользнула под край моей туники, сдвигая ткань, чтобы добраться до бедра. Я вздрогнула, но не отпрянула. У меня не было сил. Только странное, чужое ощущение: доверие.

    Почему?..

    — Ты пылаешь, — хрипло сказал он, его голос царапнул по сердцу. — Я должен это снять. Иначе ты не выдержишь.

    Я хотела спросить — что?.. как?.. Но он не дал мне времени.

    Ткань стала сползать с моих бёдер, прохладный воздух касался кожи. Стало так приятно, так хорошо. Только вот внутренний жар не унимался. Не жар даже — нужда.

    Моих ног коснулось влажное полотенце, спасая, облегчая мою участь. Только вот мне ужасно хотелось большего. Хотелось, чтобы его руки больше не церемонились, не были такими осторожными и нежными, такими сдержанными. Кажется, я даже вцепилась в его ладонь. Цеплялась снова и снова. И чуть ли не умоляла его продолжить. Это утром мне будет стыдно. А сейчас единственное, чего я хотела — его. Полностью.

    А орк, что скала, обтирал мою кожу прохладной водой, заглушая лишь внешний жар. И распаляя внутренний.

    Только когда он начал обтирать бёдра, движения его стали более решительными. Быстрыми.

    — Нет… — только и смогла вымолвить я. — Ближе…

    Губы.

    Тёплые. Мягкие. Молчащие. Они прикоснулись к моей коже — осторожно, будто спрашивали разрешения. К щиколотке.

    — Да… — выдохнула я и кажется, развела ноги.

    Он начал двигался выше.

    Каждый новый поцелуй — как вспышка. Как толчок внутри, в самом сердце.

    Я судорожно вдохнула, когда он добрался до колена.

    Это было невыносимо прекрасно.

    И он начал целовать внутреннюю сторону моих бёдер.

    Медленно. Почти как извинение.

    Я сжалась — не от страха. Оттого, как остро я это почувствовала.

    Он не спешил. Его ладонь легла мне на бедро, сжала. Крепко, но не грубо. Его дыхание касалось моей кожи. И жар — тот самый, что мучил меня с момента на поляне — начал меняться. Он больше не был болью. Он становился… другим. Нежным.

    Я застонала — тихо, не в силах сдержаться. Он не остановился.

    Его пальцы скользнули выше. Я выгнулась, не в силах больше лежать спокойно. Всё тело отзывалось на его прикосновения. С каждой новой лаской, каждым тёплым, точным движением он приближал меня к краю, который я раньше не знала.

    Я боялась этого желания. Но боялась и потерять его.

    Он целовал не спеша. Будто прокладывал путь. Поднимался по внутренней стороне бедра — туда, где было особенно чувствительно. Где кожа была тонкой, почти прозрачной. Где я никогда и никого…

    Я прикусила губу, чтобы не застонать. Но звук всё равно вырвался. Тихий. И сладкий.

    Он остановился.

    Я чувствовала, как замирает. Как борется с собой. Как дышит. Так глубоко, так сдержанно, будто сдерживал не дыхание — зверя внутри.

    Я приоткрыла глаза — и встретила его взгляд. Темный. Густой. Блестящий от жара.

    Голодный.

    Один поцелуй — чуть выше. Я вскрикнула. Не от страха. От того, как сильно отозвалось. В груди стало тесно. Сердце билось, как пойманная птица.

    А грудь…

    Словно налита тяжестью. Ткань касалась сосков — и казалось, будто они сейчас вспыхнут. Каждое новое касание его губ на моих ногах отдавалось там, в груди, между ног, в голове, в каждом нерве.

    Я пылала. Но в этом пламени не было боли.

    Было… освобождение.